В былые времена простым работникам многочисленных НИИ, КБ, ПКТИ и прочих двигателей научно-технического прогресса ох как тяжело было БЕЗ ИНТЕРНЕТА отсиживать пять дней в неделю! Редкие профсоюзные собрания, еще более редкие товарищеские суды. Отдельные рукастые дамы умудрялись вязать под столом, прикрывшись каким- либо техническим справочником, а лучше — альбомом типовых конструкций. Если имелся кульман, выставлялась правая, невероятно сосредоточенная и умная, часть лица в проход. Все остальное было свободно. Впрочем, в зависимости от того, где находился стол начальника, сосредоточенной и умной могла стать и левая часть.
Мужики регулярно перекуривали. Причем, обязательно за полчаса до обеда — все равно уже ничего не успеешь, только зря мысль разгонять. И после обеда, пока желудок боролся с суровыми щами, хлебными котлетами и непонятным компотом, ожидая исхода схватки. Чаще побеждал желудок. Пока. Ну, и за полчаса до окончания работы, опять- таки, исходя из принципа экономии мышления.
Вот, пожалуй, и все радости. Да, забыл. Флирт, мягко говоря. Опять- таки, в рабочее время особо не разбежишься, а в нерабочее — это уже другая песня, и к нашей теме никакого отношения не имеет.
* И вот при таком интеллектуальном прозябании каждые лето- осень появляется колхоз. Точнее, совхоз, поскольку коллективная собственность на селе встречалась уже не часто.
* Но " колхоз" звучало романтичнее. Сразу всплывали сцены из "Кубанских казаков" с поселянами в ярких костюмах, колосящейся рожью, петухами, тоже яркими, ни свет ни заря зовущими на сельхозсвершения. Завалинки. Во всех смыслах.
Тут уж при желании можно было оторваться!
И хотя бытовые условия зачастую были не ах, зато свободы—ох! Не с чужих слов знаю, что юные работницы Публичной Библиотеки, что в славном граде Ленинграде, за год занимали очередь на поездку в колхоз.
И вот дернула нелегкая члена...парткома, ответственного за колхоз-совхоз, в один из заездов назначить меня старшим группы, которая сразу же по приезде на село приобрела ящик водки и ящик Боржоми. Находившийся среди нас интеллектуал утверждал, что именно такое сочетание напитков принято в серьезных партийно-советских кругах. А чем мы хуже?
Наш автобус радостно приветствовали девушки из той самой библиотеки. Их энтузиазм возрос, когда они увидели выгружаемые ящики, поскольку в городе в те времена эта минералка была в дефиците.
И началась колхозная жизнь со всеми её радостями и проблемами. У меня, естественно, больше было вторых, поскольку нужно было находить баланс между совхозным начальством, желавшим от нас реальной работы, и моими раздолбаями, реально работать не рвущимися. Баланс часто нарушался, поскольку в магазине закончилась только вода.
Среди моих многочисленных функций было, в том числе, и выбивание положенных нам молока и мяса, деньги за которые должны были в конце пребывания вычесть из заработанного. Забегая вперед, скажу, что вышли почти в ноль. И то хорошо, поскольку все, привезенное с собой из города, ушло на Боржоми.
Молоко с перебоями, но привозили. А вот с мясом были проблемы. Работнички же мои хотели закусывать мясом, а не молоком, и я их понимал. Поэтому я регулярно осаждал кабинет заместителя генерального директора, доказывая ему, что без мяса у моих мужиков и ноги не двигаются, и руки не поднимаются. Как биться за урожай?
Надо сказать, что начальник этот вел себя довольно странно. Во-первых, никакой начальственной стати и позы. Во- вторых, все больше молчал, изредка отделываясь незначительными фразами, произносимыми слабым голосом. И в -третьих, никакого мата, чем разительно отличался от совхозных бригадиров, не уступавших в крепости и неожиданности выражений многим нынешним соучастникам социальных сетей и даже известным сетевым писателям.
Как-то в совхоз приехала наш секретарь парткома. В расположение бригады, на всякий случай, не завернула, а сразу маханула к руководству совхоза, куда был вызван и я. Голосом заматерелой партийной бонзы низшего уровня она предложила обсудить, какие успехи и недостатки наблюдаются в процессе подъема сельского хозяйства силами нашей конторы.Естественно, что я сразу перешел к недостаткам в организации нашего быта. Ко всему прочему прибавил, что и помывку нам совхоз не организует. Умолчал, что все мы уже давно за бутылку пристроились париться в баньках, расположенных прямо на берегу Влои, притоке Волхова, куда в разных видах и сигали, распаренные, пугая рыбу и местных ребятишек. Библиотекарши от нас не отставали.
Партайгеноссе с профессиональным сочувствием внимала мне, в нужных местах с легкой укоризной поглядывая на совхозное руководство. Замдиректора слушал, ничего не говоря, и только легкий румянец начал проступать у него на щеках.
Наконец, вспомнив о своей третейской функции, она спросила, повернувшись в сторону местных:
— Ну, а к нашим сотрудникам у вас какие- нибудь претензии есть?
— Сейчас " колхозники" отыграются за все,— подумалось.
Как раз за день до этого мои мОлодцы отмечали пересменку у библиотечных девушек. Новые впечатления несколько ослабили их и без того утомленные от непосильной работы организмы. Не всем в итоге удалось забраться в кузов грузовика, отвозившего народ на дальнее поле. Расстроенные и неприкаянные, они остались и начали заново... готовиться к следующему трудовому дню. Поскольку все были людьми исключительно порядочными и совестливыми, хотелось поскорее забыть этот инцидент. Когда я вечером приехал с поля, то увидел, что им это удалось.
Возвращаемся в кабинет. Но ненадолго, поскольку его хозяин только успел сказать, что особых замечаний нет.
— Вот, правда,...— он тяжело задышал, стал белым как мел и схватился за сердце.
Находившийся рядом с ним местный партийный вождь бросился к телефону, показывая нам, что на сегодня все. Мы вышли на улицу.
— Я вижу, что дела у вас идут неплохо. Молодцы, -— партначальница протянула мне руку, открыла багажник и, удостоверившись, что два ящика отборной картошки заняли стартовую позицию, укатила. Одновременно к зданию администрации совхоза подъехала "Скорая."
Но на этом история не заканчивается. Кроме проблем, если говорить честно, и у меня были маленькие радости. Мне все-таки не было и тридцати, и не удивительно, что среди девушек, приходивших к нашему шалашу послушать музыку и пообщаться, одна мне приглянулась. Она была не из библиотечных, чрезмерная эмансипированность и развязность которых несколько утомляли. Местная красавица с зелеными глазами, светлыми волосами и умеренными манерами.
Только не спрашивайте, какое у меня было семейное положение. Какое оно, когда тебе под тридцать? Ну вот, таким оно и было. Но я же говорю о колхозе. Это примерно то же, что вспоминать об отпуске на юге.
На следующий, после событий в администрации совхоза, вечер, Люда отсутствовала, что несколько меня взволновало, поскольку, как когда- то выражались, дело успешно шло к смычке города и деревни. Через день она появилась очень расстроенная.
—Почему ты не приходила?
— Папу увезли с сердечным приступом. У него уже был инфаркт.
— Что-то на работе?
— Да, он заместитель генерального директора совхоза. Врачи запретили ему нервничать. А на такой должности это невозможно. Кто-то из ваших его достал.
— Не понял, каких наших?
— Он сказал, что какой-то гнусный мужик( ?!) из городских постоянно приставал к нему со всякой ерундой, а потом еще ваша противная партийная выдра приперлась.
— Насчет выдры— очень метко,—подумал я. А вот про мужика—как-то грубо.
Налицо явно была ситуация, когда общественное победило, я бы даже сказал-задавило–личное. Сплошной соцреализм!
Ну и, наконец, хэппи-энд. Даже двойной.
Слава богу, отец Людмилы вышел на работу очень быстро, еще до моего отъезда. Никто из городских к нему больше не приставал.
Я еще раз десять ездил в колхоз, но уже никогда—старшим!
P.S. А смычка города и деревни так и не состоялась! Жаль!
