Мы родом из детства (7 фото, видео)

Рассказ: "Мы родом из детства"
Галина Беломестнова.






Детство, оно врывается в память яркими картинками, и сердце щемит, что это босоногое, бесшабашное время никогда не вернётся. Я была поздним ребёнком у своих родителей. Мама родила меня в сорок лет. Мы жили в бараках. Деревянные одноэтажки, разделённые на пять квартир, состоящих из одной комнаты и кухни. Они стояли буквой П, образуя большую квадратную ограду, одну сторону которой закрывали сараи. «Бараковские» – так называли нас в микрорайоне. А мы гордились этим прозвищем. «Бараковские» — своеобразное братство, которое мы сохранили на долгие годы, став уже взрослыми. Ребятишки с других улиц наших не трогали. Любой задира знал, обидишь какого-нибудь сопливого малыша, придётся иметь дело со злой, спаянной крепкой дружбой, бараковской ордой. Наши родители так же дружили, как и мы. Они были из тех, кто прошёл войну, поскитался по съёмным квартирам, и маленькие, обособленные квартирки стали для них настоящими хоромами.



Как только сходил снег, для нас наступали замечательные времена. Ограда, утоптанная множеством ног, превращалась в игровую площадку. Наша орущая, визжащая толпа носилась по ней, играя то в выжигало, то в лапту, то в цепи-кованные до самого заката. Возле одного из бараков на наваленных брёвнах, было место для посиделок. Вечерами, управившись с домашними делами, на них собирались женщины, наблюдали за детворой, щёлкали семечки, покуривали, обсуждали последние новости. У половины тех, кто носился по ограде, не было отцов, но это никак не выделяло их в нашем сообществе. Мы были дворовыми детьми. Разбитый нос, содранная коленка, или порезанный палец никого не приводили в ужас. Пострадавшему промывали рану хозяйственным мылом и завязывали оторванным от старой, чистой тряпочки лоскутом. Все болячки заживали быстро, вероятно, потому, что им никто не придавал особого значения. Такое отношение к ранам осталось у меня до сих пор. Это не жестокость, избранная позже профессия, научила милосердию, но причитать и охать над царапинами я до сих пор не умею. Наши мамы, пережившие войну, познавшие, что такое настоящие потери, нужда, голод особо не тряслись над нами, и я не помню, чтобы кто-то из нас серьёзно болел. Сейчас, имея за плечами опыт прожитых лет, став бабушкой, я начала осознавать, почему их поколение было ТАКИМ. Почему женщины берегли мальчиков и старались переложить основную работу на наши хрупкие, девичьи плечи. Почему самым главным для мамы было накормить нас сытно. Нет не вкусненько, а именно досыта.
В моей семье больше всего ценили книги. Читали в семье все. Иногда, вечерами, мы собирались на кухне вокруг отца, кто на стоявшей там кровати, кто располагался на шубейке, брошенной на пол, и слушали его, затаив дыхание. Он читал нам вслух книги. Чаще всего это были книги об истории России, о путешествиях по дальним странам. Отец никогда нам не читал о войне, хотя прослужил в армии с 1939 года по 1948 год. Родители вообще не любили о ней говорить и вспоминать. Наверное, ещё были свежи раны от потерь нанесённых войной.



У нас с сестрой не было игрушек купленных в магазине. Но мы от этого не страдали. Мама шила нам кукол из белых тряпочек. Это было очень просто. Узенький кулёк набивался ватой, потом на месте шеи перетягивался ниткой — появлялась голова, пришивались руки-ноги. А вместо волос мама теребила старый капроновый чулок, из которого получалась замечательная кудрявая шевелюра. В последнюю очередь рисовали лицо. Мамина подруга тётя Шура шила на дому платья, и у неё всегда был ворох разноцветных лоскутков. Наши куклы щеголяли в нарядных крепдешиновых платьях. Из картонной коробки папа смастерил для них дом, раскрасил, сделал окна, двери, и даже приклеил на крышу печную трубу.
А ещё в нашей семье были две большие карты, такие, по которым изучают в школе географию. Одна Советского Союза, другая земного шара. Для нас с сестрой самыми радостными были вечера, когда отец расстилал на полу одну из карт, и, начиналось волшебное путешествие, по синим морям, континентам и странам.
Когда сестрёнка, старше меня на три года, пошла в школу, я вместе с ней прошла науку первого, а затем и второго класса, к школе я уже бегло читала, решала примеры и умела писать.
В первом классе мне было скучно, пока другие, рисовали палочки и изучали буквы, я, быстро сделав задание, клала на колени принесённую из дома книгу и читала. Моя первая учительница, Евдокия Ильинична, оставила попытки отучить меня от этого занятия, после того, как я от скуки покрасила сидевшей передо мною выбражуле Таньке красивые белые банты чернилами. Разодралась с рыжим Колькой из-за того, что он смеялся над моими ботинками, с ободранными носами, зашнурованными дратвой, из скрученных просмолённых ниток, отец зимой подшивал ей валенки. Однажды я принесла в школу показать всем белую крысу Марусю, семейную любимицу. Когда я вынула её из портфеля, все девчонки вскочили на парты, вместе с учительницей, а в классе стоял такой визг, что прибежал не только директор, но и половина учителей. После этого Евдокия Ильинична предпочитала делать вид, что она не замечает моего увлечённого чтения, потому, что я в такие минуты сидела тихо, и не выискивала себе занятия. Из-за своей неугомонной натуры я быстро стала заводилой в классе. И никто уже не замечал моих старых ботинок, и перешитой мамой школьной формы с чужого плеча. В пионерах меня каждый год выбирали командиром отряда, а потом, когда вступила в комсомол, до самого выпускного класса я была комсоргом.



Какие замечательные спектакли мы ставили к каждому празднику! Сами придумывали костюмы, рисовали и клеили декорации. Я писала сценарии, и, конечно, была главным режиссером.
Босоногое детство, счастливая пора. Оглядываясь назад я не жалею ту девчонку, у которой не было нарядных одежд и игрушек, но была родительская любовь, были настоящие друзья, были замечательные учителя, которые научили нас не только школьным наукам, но заразили жаждой познания окружающего мира, всячески развивали в нас стремление к творчеству. Мы были дети тех, кто пережил войну, кто радовался каждому мирному дню. Мы росли и верили, что живём в самой лучшей на свете стране. Эта вера до сих пор живёт во мне, несмотря на всякие перестройки, переделки, переписывание истории, потому, что первые уроки истории России мне дал отец.